Японский язык и алтайская теория

Серьёзные попытки найти японскому (точнее, японо-рюкюской семье языков) родственников начались с таких работ, как публикации Сэмуэла Мартина ("Lexical evidence relating Korean to Japanese.", 1966 г. и др.) и Роя Эндрю Миллера ("Japanese and the Other Altaic Languages", 1971г. и др.). В дальнейшем усилия алтаистов по включению японского в алтайскую семью были направлены главным образом к увеличению числа этимологий, дабы тем самым продемонстрировать неслучайность системы фонетических соответствий. Это привело к появлению множества сомнительных, неверных и даже абсурдных этимологий.
Для японского языка действительно характерно немало типично "алтайских" черт: использование конструкций "деепричастие + вспомогательный глагол", левое ветвление, отсутствие префиксации (за исключением некоторых, вероятно, поздних префиксов типа mi-, произошедших от корней, переставших употребляться в изоляции), следы гармонии гласных, отсутствие исконных слов на r- и др. Однако достаточного числа примеров в области морфологии и словообразования так и не было представлено. Мартина Роббеетс недавно опубликовала ряд работ, где утверждается родственность некоторых глагольных суффиксов японского и других алтайских, возможно, это станет плодотворным направлением в алтаистике.
Далее речь пойдёт о некоторых спорных и ошибочных алтайских этимологизациях японского материала.

*tàsùka-
совр. яп. tasukaru "спастись", tasukeru "помогать, спасать"
Есть также реже употребляемое sukuu "спасать", для которого в EDAL нет этимологии.
В алтайской этимологии tasukeru авторы пишут:

Цитата:Within Jpn. the form is analysed as a compound *ta 'hand' + *suka- 'help', which is probably a folk etymology in view of the external evidence; cf. especially Kor. thas which points to *tasVh- = Jpn. *tàsùkà-.

Наличие семантической связи tasukeru 助ける с "рукой" вовсе не удивительно в виду наличия 手助け tedasuke "помощь" (手 te - "рука"), построенной по модели "рука" + "помогать". ta- вариант морфемы te "рука" в ряде древних композитов (в японской терминологии морфы подобного рода, встречающиеся в первой части композита, называются хифукукэй 被覆形 ("покрытая форма"), а в конце слова - росюцукэй 露出形 ("обнажённая форма"), по чередованию a ~ e ср., например, sake "сакэ, спиртной напиток" + -ba "место"- sakaba "бар, пивная", fune "лодка" + tabi "путешествие" => funatabi "путешествие на лодке" и др.). Такая бинарность есть у десятков именных корней и отражается в более раннем слое композитов. В недавних композитах обычно наблюдается только росюцукэй: tegami "письмо" (te "рука" + kami "бумага"), sake + tokoro "место" => sakedokoro "питейное заведение". Таким образом, в tasukeru также целесообразно видеть композит из ta- и корня suk-, сохранившегося в sukuu "спасать", и, что наиболее существенно, sukeru «помогать (в чём-л.)», употребляемого в просторечии.

*niàkua ( ~ *nàikua) "кошка"
Совр. яп. neko "кошка"
Выводится в EDAL из праалтайского *l[ù]k`V̀ ( ~ -k-) "рысь", которое сравнивается и.-е. словами типа греч. λύγξ "рысь", лит. lūšis "рысь", для которых не восстанавливается единая форма, и поэтому сейчас склоняются к их субстратному происхождению.
Помимо neko, nyanko "котёнок". Яп. e в исконной лексике обычно происходит из стяжения дифтонгов ia и ai, ср. *sakai > sake при saka- в композитах, гл. форма sake₁ri от sak- «цвести» из saki + ari. nyanko нельзя отделить от междометий nyan-nyan "мяу-мяу", nyaa "мяу". -ko "ребёнок, дитя, маленький" - распространённый элемент в композитах, и подобно тому, как nyanko образовано от nyan, neko следует рассматривать как *nia "мяу" + ko > neko. В междометиях nyaa и nyan не произошло стяжение дифтонга (ny в японских романизациях означает палатальный носовой), так как звукоподражательные междометия обычно более устойчивы к фонетическим изменениям. Ср. рус. му, в котором не произошёл протослав. переход *ū > y, и глагол мычать, а также японский идеофон pika-pika "сверкание, сверкая" и глагол hikaru "сиять, сверкать" с регулярным переходом др.-яп. p- > совр. h-).

Авторы EDAL указывают в примечании:

Цитата:Comments: The Jpn. vocalism is aberrant; the diphthong may require a reconstruction like *lòjk`V. Cf. also notes to *luko.

Таким образом, перед нами не более чем экстравагантная этимологизация, игнорирующая внутриязыковые данные.

Праяп. *tùk-, совр. tuku "ударять, толкать" возводят к праалт. *tùgì "колотить", а праяп. *tùtùk-, совр. tutuku "легонько тыкать, постукивать" - к праалт. *tùtì "бить, ударять".
Помимо целесообразности включения явных звукоподражаний типа "тук-тук", "топ-топ" в этимологические словари такой глубины, неясно также, почему эти два яп. слова этимологизируются по-разному. Есть примеры подобной редупликации: tuku "быть прикреплённым" ~ tuduku "продолжаться", koru "неметь, деревенеть" ~ kogoru "застывать, затвержевать" (оба слова пишутся одинаково: 凝る).

*t'ŭ̀k'ù > ПЯ *tùkàm- > яп. tukamu "хватать"
*č'èk'ù ( ~ *č'i̯ok'e, -k-) > ПЯ *tùkà > яп. tuka "рукоятка"
Тоже весьма подозрительное сведение к двум разным корням, ср. точное соответствие тонов.

(01-12-2012 19:27)Галл писал(а):  отсутствие следов гармонии гласных

Праалтайское?

(04-12-2012 09:08)Антиромантик писал(а):  

(01-12-2012 19:27)Галл писал(а):  отсутствие следов гармонии гласных

Праалтайское?

Я там не тот падеж поставил из-за переделывания предложения, прошу прощения. Должно быть "следы гармонии гласных". Главным образом это закон сочетаемости гласных внутри морфемы, называемый Arisaka's law: в ДЯ почти нет морфем со структурой Co₂Ca, Co₂Co₁, Co₂Cu, Co₁Co₂, CaCo₂, CuCo₂. Редкие исключения могут быть заимствованиями или результатом наложения ещё какого-то фонетического перехода. Кстати, данная закономерность гораздо лучше объясняется гипотезой 6-и или 7-и гласных в праяпонорюкюсском, нежели гипотезой 4-х гласных. В основе алтаистических исследований, включая EDAL, гипотеза 4-х гласных, признанная многими современными японистами-компаративистами устаревшей (возможно, большинством). Для возобновления попыток доказать родственность японского алтайским алтаистам придётся учитывать это продвижение в яп. реконструкции и пересматривать систему регулярных соответствий.

К проблеме следов сингармонизма примыкает странное соответствие между древнеяпонскими числительными (приводится ещё у Миллера):
pi₁to₂ "1" ~ puta "2" (совр. hito- "1" ~ futa- "2")
mi₁ "3" ~ mu "6"
yo₂ "4" ~ ya "8"

В соответствии с законом Арисака, ПЯ *a и *u относятся к одному сингармоническому классу, а *ə > o₂ - к другому, при этом i и u - гласные одного подъёма, что делает пропорцию ещё более подозрительной. Получить точные оценки вероятности того, что такая ситуация возникла случайно, весьма затруднительно. Если считать ПЯ гласные и согласные в числительных равновероятными, то получается вероятность меньше сотой доли процента.
Если эти пропорции неслучайны, то откуда они взялись? Можно предположить, что существовал некий аффикс двойственного или множественного числа, который вызывал регрессивную дистантную ассимиляцию, а затем утратился или слился с конечным гласным основы. Подобного рода чередования гласных связывают алтайские личные местоимения: *bi "я" ~ *ba/bu "мы", *si "ты" ~ *su "вы". Типологически здесь странно образование числительного "2" из "1": засвидетельствовано ли подобное где-то ещё?

ЕМНИП, Мартин предположил, что чередование проникло из pi₁to₂ ~ puta в другие числительные в результате пропорциональной аналогии, но мне такой сценарий представляется невероятным.

В EDAL эти числительные этимологизируются следующим образом:
pito "1" < *bi̯uri "1"
puta "2" < *puč`ù ( ~ b-,-i̯u-o,-i̯a-u) "два, пара; половина"
mi "3" < *ŋ[i̯u] "3"
yo "4" <*tṓj- "4"
mu "6" < *ńu- "6"
ya "8" < *ǯa- "8"
Как видим, наличие пропорции в яп. числительных игнорируется, причём без какого-либо упоминания. Этимологии "3" и "6" строятся на фонет. переходе алт. > яп.: *ŋi̯V- > mV- (т. е. перед дифтонгами с начальным неслоговым i) и ń- > m-. По поводу второго в первой части EDAL, посвящённой описанию алтайской ист. фонетики, написано:

Цитата:2.1.29 PA initial *ń-
PA   Turk.   Mong.   Tung.   Kor.   Jpn.  
*ń-   *j-   *ǯ-   *ń-   *n-   *m-
Notes.
The phonetically strange reflex in Japanese can be explained as a result of a shift *ń- > *ŋ- > *m- (already after the original *ŋ- had yielded 0- word-initially, see below). The change *ń- > *ŋ- is typologically rare, but attested, e.g., in Southern Chinese dialects. It is perhaps worth noting that the reflex *ń > ž (ǯ) is typical for Northern Chinese dialects. So the  Altaic  languages  here  reproduce  the  same  model  of  development that was typical for Chinese in the 8th-10th centuries AD.

Есть ли типологические параллели переходам ń- > m- (или ŋ- > m-) и ŋi̯V- > mV- в других языках мира?

На алт. *ń- > m- приводятся тридцать этимологий, включая вышеприведённые этимологию "6". Вот одна из них:
mami- в mamijiro "вид дрозда" < *ńanŋa "a kind of small bird"
Отуда взялось -jiro, авторы не уточняют.
Японский словарь сообщает, что mamijiro - это Turdus sibiricus (сибирский дрозд), и иероглифами записывается следующим образом: 眉白. 眉 mami "бровь, брови", 白 siro "белизна", 白い siroi "белый". Итак, посмотрим на фотографии этого дрозда: