Дела с этимологиями и пр.

о свинах-хряках, свиньях, поросях

kuilỹs, kiaũlė, par̃šas
Euler 1985b, 90: скорее всего из русского, ср. kilun, kil'ak (кастрированный свин)

Hirt "Beiträge zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur", XXIII, 1898, 344–349, утверждает, что это самое древнее заимствование из готского
Būga RR II, 92 с ними не согласен, указывая на источник из славянских *kylь (*кыль)


о медведе

lokỹs
Zinkevičius 1985b, 75
ятвяжский łukaʃ ‘lokys’, ср. лит. lokỹs, лат. lâcis, пр. clokis. Корневая гласная u неясного происхождения.

Blažek 2000a, 49–54
Лит. lokỹs, женск. lókė, латыш.. lâcis, латг. lôcs, ятв.. łukas, пр. clokis (ср. топонимы Tloku(n)-pelk, Tloken-pelk, Tlokowe и др.) дает ясную реконструкцию балтск. *tlākijas m. / *tlākijā f. Дальнешая этимология слова непонятна и контроверсальна [обсуждаются только ранее предложение теории]. Самым лучшим обьяснением остается Gauthiot и Meillet, которые связывают с лит. làkti, lakù ‘(flüssige Nahrung) auflecken, leckend fressen, schlappen (von Hunden und Katzen)’, лат. lakt, laku ir lùoku ‘leckend fressen, Dünnes fressen, schlappen, mit der Zunge schlürfen’,  т.е. ‘lokỹs’ (vr̥ddhi образование *lāk-ija-) = ‘[honey-]licker’, ‘[мед-]ед-’ (с известными параллелями в лит. bitmeškis (пчел-медведь), слав. *medvědь и др.). Хотя это этимология этимологически привлекательна, но необъяснен прусс. *tl-/kl-. Начальный t-, который видимо древнее, можно понять как нулевую ступень прусского префикса et-/at- (: лит. at-, gr. ἔτι ‘überdies, ferner, noch’, латинск. et ‘и’, ст-ирл. aith- ‘wieder, ent-’ и др.). Еще ср. лит. selė́ti ‘schleichen’ рядом ст-иранск. tsar- ‘(an)schleichen’, гтск. at-gaujan ‘vor Augen führen, zeigen’ рядом ст-сакс. tōgian, ст-верхнонемецк. zougen ‘такое же значение’ [в статье указаны и другие параллели].

Ambrazas 1999, 277–278
W. Smoczyński считает, что лит. lokỹs, лат. lācis является названием аффикса деятеля *-(i)i̯o- , образованного от ПИЕ. глагола *leh₂k- (срав. латинск. lacero ‘рву, деру, гр. λακιστός ‘порванный’ и др.). На самом деле в балтских языках с аффиксом прилагательных *-(i)i̯o- очень давно образуются названия имен деятеля, но еще не даны доказательства, показывающие, что глагол *leh₂k- существовал с балтск. языках. Хотя автор (схоже и Mažiulis) аргументированно критикует соотношение балтийского названия медведя с прусс. tlāku ‘улей ос’. V. Ivanov и др. думают, что балтск. tlāk- ‘медведь’ является из ПИЕ медведя, ср. хеттск. ḫartaggaš, греч. ἄρκτος и др. Эту гипотезу усилил S. Young, S. Karaliūnas считает, что того же самого ПИЕ медведя есть в лит. irštvà ‘логово медведя’. Все же неясно как из балтск. *tlāk- образовался лит. lokỹs. Приветствуются попытки новых этимологий.

vaikas, bernas
дитё, мальчик

По одной версии, это связано с человеком, см. праслв. věkъ (čelověkъ), где *-věkъ ‘жизненная сила, владелец той силы’, а *čelo- : ПИЕ *kel- расти, подниматься - по Топорову) лит. véikus ‘быстрый, ловкий’. Но Fraenkel[, LEW 1180–1181] не согласен с этим. Причиной стали сомнения в архаичности данного слова. Судя по лингвогеографическому анализу, это литовское слово - прусско-литовская инновация. В прусско-жемайтийском ареале это означает ‘парень, батрак‘, ср. прусск. waix ‘батрак’, wayklis ‘сын’, жемайтийск. vai̇̃kis ‘парень, батрак’. Если взять под пример старопрусский waix ‘батрак’, несложно реконструировать значение ‘парень’. Ср. оба значения в староанглийском cniht, нем. Bube и укр. парубок ‘парень’, парабак ‘батрак’. XVI–XVII a. слово в лит. bérnas ‘дитя, ребёнок’ было постепенно вытеснено лит. vai̇̃kas. В старолитовском эти формы в  XVII–XIX a. сохранены в словах bebernis ‘бездетный’, которе заменилось на bevai̇̃kis, в 19в. в языке прусских литовцев еще не имело значения ‘дитя, ребёнок’, а только ‘мальчик, парень’. Данная гипотеза по Мартынову.

mėsa
мясо
Solta 1960, 51 т.: Здесь следует иметь в виду две основные формы: *mēms- и *mēs-. Одна из групп слов имеет носовой гласный: староиранск. māṁsa ‘mėsa’, прусск. mensā, готск. mimz, слав. męso. Без носового гласного — s. i. mās-, лит. mėsà (есть сомнения насчет славянскости данного слова, ср. Walde Hofmann с литераторой), староирлн.. mir ‘надкус, кусок’ и быстрее всего гр. μηρός ‘ляжка, бедро’.
Steinbergs 1996–1997, 24: лит. mėsà, лат. mìesa, прусск. mensā, диалектн. лит. meisa, mẽsà, mãsà. (лит. mėsà скорее всего заимствование из белорусск.). Этимологически близки: ст. слав. męso, русск. mjaso, ст. иранск. mās-, māṁsá-, тох. A misa, арм. mis, алб. miš, гот. mimz ‘flesh’. латынь membrum ‘часть, член’, гр. mērós ‘месистая гасть тела, дяжка’, ирл. mír ‘часть мяса’. ПИЕ *mēms-, *mēmso- ‘мясо’.
Girdenis 2006a, 187–203: Жемайтийское *męsà – плохо реконструировано и не имеет ничего общего с прусск. menso.

šìkti срать

Chantraine DEG, 563: Греч. κóπρος fem. ‘говно’ […]. Тематическое производное, из старого с *r/n, который цел в староиранск. śákr̥t, śákn-áḥ, ср., видимо, можно с литв. ši̇̀kti. Т.е. реконструируем ПИЕ *kekwr̥/n-, *kokwr̥/n-, ср. Benveniste, Origines, 9, Pokorny 544. А есть ли связь с σκώρ?

Ševoroškin 1982, 211: [В статье ‘Assibilation in Anatolian’ (Hethitisch und Indogermanisch, Innsbruck, 1979, p. 91 t.) Ф. Джосепсон напрасно пытается доказать родство  в хетто-лувийских языках ассибиляцию] Проходившее сравнение – хетт. z/sakkar ‘помет, экскременты’ : греч. skṓr- Ф. Джосепсон ‘not a happy one’ и предлагает хетт. z/sakkar связать с арм. kʿakor, литв. šikti, староиранск. śakr̥t.

Tischler 1990, 71:
[Otrębski J., Über die Vervollkommung der Forschungsmethoden in der indo-europäischen Sprachwissenschaft, LPosn. 9 (1963) Sp. 7-28]; Прямые продолжения таких форм с меняющимися гуттуральными по Острембскому названными редупликационным словообразованием можно связать литв.. ši̇̀kti ‘scheißen’, староиранск. śakr̥t- ‘говно’, староиранск. śaknóti ‘[есть <быть] в состоянии (vermag)’, śócati ‘светит’ […].

Балтский словарь:
http://www.ku.lt/leidykla/files/2012/09/...pdf#page=8

На материале статей K. Kuzavinis "Etymologica" и "Dėl kai kurių žodžių kilmės" (Насчет происхождение кое-каких слов)

Насчет слов alus, midus и самых ранних германизмах в балтских языках.

Новое понимание палатализации и ассибиляции позволяет объяснить фонетические особенности древнейших предполагаемых германских заимствованиях в балтских языках.
Как известно, впервые проанализировал германизмы в балтских языках К. Буги в работе «Старейшие связи литовцев и германцев», в которой он показал, что общебалтских германизмов меньше, чем считалось ранее, а именно 11:
1) пиво обще для всех балтов Lith. alus, Latv. alus, Pr. alu - Gth. *alu-
2) улица Lith. gatvė, Latv. gatva, gatuve - Gth. Gatwo
3) пшеница Lith. kvietys, Latv. kvieši - Gth. Hwaiteis
4) буханка Lith. kepalas, Latv. klaipds - Gth hlaifs
5) стадо животных Lith. pekus, Pr. pecku - Gth. Fáihu
6) броня Lith. šarvas, Pr. sarwis - Gth. Sarwa
7) воевода  Pr. rikijs - Gth. *reikeis
8) кора Pr. ilmis – PGerm. *hilmaz
9) шляпа Pr. kelmis – PGerm. *xelmaz
10) ложка Pr. lapinis - Gth. *lapins
11) мед Lith. midus - Gth. *midu
Слова pekus, rikijs, alus, midus в настоящее время сложно с полной уверенностью записать в германизмы. Например, Ф. Фортунатов сомневался в германском происхождении лит. midus, полагая, что i в балтских языках мог появится из e из позиций перед m, n: midùs - medùs; knìpti - knibù - knebė́ti - knisù : Gr. κνάω (см. Ф. Фортунатов "Лекции по фонетике литовского языка" Arsbok 1957/1958, Lund, 1961, 62).

Также были высказаны сомнения в германском происхождении слова alùs. К. Буга считал его германизмом, который был заимствован из готского в прусский, а оттуда в литовский и латышский. С другой стороны В. Кипарский доказывал балто-славяно-германский характер слова alùs. Выразил своё сомнение в германском происхождении этого слова П. Скарджюс, писавший, что «Также старыми ПИЕ u-основными именами являются alùs, -aũs, -ų̃, midùs, -aũs, -ų̃. К. Буга считал эти слова германскими, хотя из связь, особенно alùs очень непонятна с соответствиями других языков.» Не считал alùs германизмом и В. Махек, который сопоставлял его с греческим и латинским когнатами и относил это слово ко временам ПИЕ.  Из более ранних работ, следует упомянуть О. Шрадера, относящего alùs к ПИЕ эпохе и считавшего первоначальным его значением «горький». Из индоевропейских языков заимствовали пиво и финноугры: фин. olut, диалектн. olu, olo, вепсск. olut и др. В. Томсен отнёс его к заимствованиям из балтских, полагая время заимствования (как и основной массы балтизмов в ПФ) примерно 1000-500 гг. д.н.э., тем временем как Л. Хакулинен считал фин. olut заимствованием из германских. Если принять теорию Томсена, и учесть, что влияние готов на пруссов не могло случится раньше 5в. д.н.э., получится, что финноугры позаимствовали слово от балтов раньше, нежели сами балты у германцев. Следует также обратить внимания на аргументацию В. Штейница, показавшего, что ни в одном ПФ германизме не отмечено o < герм. а, и напротив, такое развитие характерно для типично балтских заимствований. (W. Steinitz, Zur Periodisierung der alten baltischen und germanischen Lehnwörter im Finnischen. - Wissenschaftliche Zeitschrift der Humboldt-Universität zu Berlin, 1964, H. 2/3, 366, 388). Суммируя все вышеперечисленные аргументы, можно считать фин. olut балтизмом.
В последнее время часто сопоставляют лит. alùs с корнем близкой семантики в иранских языках: осет. ælutōn/ ilæton, æluton «пиво опр. вида» (заимствованное в груз. язык как ludi «пиво»), имя ольвийских скифов Αλόυταγος, скорее всего обозначавшее «пивовар». Если не считать осетинское слово заимствованием из германских, то сопоставляя лит. alùs, лтш. alus, прусск. alu, старослав. olъ, др.-англ. ealu, ealuð, др.-исл. öl и осет. ælutōn/ ilæton, можно сделать предположение, что эти слова имеют ПИЕ источник.
По-видимому, стоит учесть богатство материала литовского языка по рекострукции ПИЕ *el-/*ol-. Вполне возможно, что слово alùs образовалось из глагола alėti «течь» по той же словообразовательной модели как и tekùs : tekė́ti. Это u-основное прилагательное (tekus, *alus), видимо субстантивизировалось, и от этого имени достаточно давно был образован глагол alvėti (ср. лат. alveus русло реки, семант. параллель лат. fluere : fluvius). Также показательно соответствие лит. salti, salėti «течь» : прусск. salus «русло реки». Из группы апелятивов на alv- произошли старые гидронимы, напр., *Alva > Olve (Olua, Alva) в устье Эльбы, Alvito ežeras в Литве (ныне Alvitas). Последние формы по всей видимости являются суффигированными, можно сравнить с р. Up-ita в Кретигнском районе, д. Virk-itos в Клайпедском районе (см. В. Савукин "Генитивные топонимы в Литве"). В эту группу следует включить считающееся готскими по происхождению название р. Elbingas, поскольку ему название р. Elbentas в Таурагском р-не Литвы. Название р. Ilfing в рассказе Вульфстана о плавании в Вислинский залив следует также обьяснить адаптацией балтского гидронима. И Elbingas и Elbentas скорее всего из тех же самых корней el-v/al-v (ср. лит. alvėti, лат. alveus, шведско-норвжск. elve и другие). Развитие  b из v поддерживают формы Gilbietis (озеро, Рудамина, Лаздияй), произошедший из *Gilvietis (ср. Gilvitinė речка, Скаудвиле). Корень gilv- восходит к прилагательному gilu-s «глубокий» и является ещё одним интересным примером производного от u-основ. Аналогично образовались прусск. kalabian «меч» (ср. литв. kalavijas «меч», kalvis «кузнец», корень которых kalv- происходит из u-основ) и wirbe «веревка»  (ср. лит. virvė, v произошел из u ПИЕ u̯er- /u̯ir-u : verti нанизывать), в которых b из v. Во всех примерах еть кластеры lv, rv которые превращаются в lb, rb. Причины таких флюкций вполне возможно кроются в самой артикуляции этих кластеров. При произношении этих кластеров в формах Vlv или Vrv, идет сужение гортанной полости (артикуляция перед передними) и при произношении v гортань сужается больше всего в этих кластерах. В этот момент эта узость может легко перейти в закрытость, чтобы создались условия для минимального различения согласных звуков в начале и в конце акта произношения (открытость противопоставляется закрытости). Поскольку v лабиодентален (иногда билабиален), так, перейдя в более закрытое произношение, получается несколько другой звук: билабиальной закрытости звонкий b (полностью закрытие невозможно было бы достичь произнося лабиально-дентальный звук).  Таким образом, формы Elbentas, Elbingas фонетически непротиворечивы лит. alvėti, лат. alveus и могут происходить из корней el-v/-al-v.
Стоит также упомянуть редкость оформления заимствований в литовском языке как u-основ. Таким образом, германское происхождение слова alùs представляется сомнительным. Заканчивая статью, хотелось бы упомянуть В. Иллич-Свитича, который сделал предположение, что слова alus, midus возможно являются заимствованиями в ПИЕ из семитских.

(04-09-2013 16:57)Котэ писал(а):  Следует также обратить внимания на аргументацию В. Штейница, показавшего, что ни в одном ПФ германизме не отмечено o < герм. а, и напротив, такое развитие характерно для типично балтских заимствований.

Фин. слово оlut могло быть заимствован не из готского, а как и большинство германизмов в ПФ из ON, в котором имел место лабиальный умлаут (перегласовка на -u): *aluþ > *ǫluþ (ср. OIc öl).

(04-09-2013 16:57)Котэ писал(а):  3) пшеница Lith. kvietys, Latv. kvieši - Gth. Hwaiteis

(04-09-2013 17:21)Владимир писал(а):  5) стадо животных Lith. pekus, Pr. pecku - Gth. Fáihu

Есть интересная гипотеза о позиционных депалатализациях в предке балт. и слав., которые привели к чередованиям вида *ḱ/k с дальнейшей генерализацией рефлекса палатовелярного либо простого велярного. В частности, *ḰwA > *KwA (где Ḱ - палатовелярный, A - гласный заднего ряда). Это объясняет, например, расщепление единого корня *ḱueit- на слав. květъ и světъ (в světъ, s проник, в таком случае, из других ступеней: *ḱueit- и ḱuit-; это легко представить, поскольку světъ - отглагольное имя). Так же может объясняться k- в kvietys (ie < *ai < *oi) и -k- в peku- (из депалатализации в косвенных падежах типа gen. sg. *peḱuos).

Маленький оффтоп:
мой комментарий по материалам Словаря литовского языка в ответ на пост Дидо в Лифчике:

Дидо
Того же корня и варяги-varingiai, рус. вор, ворюга с первичным значением «угонщик»

Во-первых не varingiai, a varingai (< variagai), а во вторых varìngas, -a (латш. vārīgs "чуткий, нежный, хрупкий, болезненный/часто болеющий") означает "сильный" в произведениях Даукантаса, а в речи литовцев из Краславы (Латвия) означает чуткого, нежного человека (т.е. заимствование из латышского)

Я совсем не поняла, о чём речь, но варяг — скандинавское (древненорвежское) заимствование, < ON væringr.

(05-09-2013 17:28)Котэ писал(а):  Дидо
Того же корня и варяги-varingiai, рус. вор, ворюга с первичным значением «угонщик»

Ну да, Тушинский/Калужский вор несомненно был угонщиком.
Котэ, если мы здесь начнём комментировать весь бред фрикофорума..