Авестийский алфавит и пехлевийское письмо

Ещё одно позднее историческое изменение, формирующее орфографическое правило

В начале слова *y- > j-

Поэтому записывается через y-:
ykl [jiγar] < *i̯akar- "печень"
ywbˀn' [juwān] < *i̯uu̯ān- "молодой"

Однако в среднеперсидском возможен и начальный [y-] — в заимствованиях из авестийского, парфянского или арамейского.
yl [yal] "герой"
yšt' [yašt] "молитва"
yˀsmn' [yāsaman] "жасмин"

Иногда y- = [j] подчёркивается диакритикой в виде одной точки под буквой y — вероятно, в подражание арабской букве ج

Примеры

Spoiler:

А че заимствования не выровняли?

Уже не живой процесс был.
Авестизмы же поддерживались ещё и культовым языком.

Завершая краткое знакомство с пехлеви, рассмотрим ещё одно правило: /-tr/ = [-hr]
t здесь обозначало *θ:  *-θr- > -hr. Это типично "парфянское" развитие, поэтому правило представлено в разного рода северо-западных словах.

mtr' [mihr] < miθra- "Митра", "договор", "приязнь"

Однако, в некоторых подобных словах происходило орфографическое выравнивание, делающее орфографию более стандартной:
cyhl [čihr] < čiθra- "природа", "род" -- при том, что в сасанидской надписи, как мы видели в начале темы, то же слово записывается как ctr.

Слова с собственно юго-западным развитием в этом кластере, как ни странно, встречаются реже, напр.
BRE (арам. br-h) или pws [pus] "сын" < др.перс. puça- (ср. авест. puθra- = санскр. putra-)

Примеры

Spoiler:

«Современный пехлеви»

Здесь написано ˀylˀnštr' - читается ērānšahr "Иранское царство"
Из *aⁱri̯ānām xšaθra- "Царство ариев" или же aⁱri̯āna- xšaθra- "Арийское царство" (ср. санскр. kṣatra-)

Наиболее типичные и частотные графические реализации фонем среднеперсидского языка позднего периода сведены в таблицах.
Конечно, эти таблицы не охватывают все орфографические хитрости, большинство незатронутых приходится на уникальные исторические написания.

Часть II

Прежде чем проследить генезис авестийского алфавита, следует понять, а зачем вообще понадобилось записывать Авесту. Вопрос не так тривиален, как кажется, потому что зороастрийская религия изначально принадлежала к кругу культур, воздававших почёт слову звучащему, мнемонике и передаче знания из уст в уста, бесписьменных вначале и пренебрежительно относящих к письменности в дальнейшем – в общем, была культурой со всеми теми чертами, что роднят её с древнеиндийской духовностью.

Сохранившаяся Авеста состоит в основном из литургических текстов, гимнов и молитв. Именно такие псалмодии обычно и попадали в описания западных источников. Но сохранились также и кодексы различных ритуальных предписаний и поучений. Судя по пересказанному краткому содержанию в книге Денкард, таких кодексов было гораздо больше. Несомненно, даже их ученики перенимали из уст учителя, подобно индийским сутрам, как это описывается и в самой Авесте.

Собственно «учение» тесно связано с понятием Занд. Пехл. znd [zand] < *zanti, букв. «знание» (упоминается уже в Авесте - āzaiṇti-). С точки зрения текста (доступный нам) Занд – это перевод Авесты на пехлеви, снабжённый также комментариями (то есть экзегеза). Однако зандоподобные тексты есть уже в самой Авесте на авестийском же языке, толкующие наиболее священные части. Видимо, с отходом живой речи от древнеиранского состояния, менее сакральные учительские пояснения двигались вслед за живой речью, формируя актуальную традицию экзегезы – в каждой стране на национальном языке. До нас дошла персидская традиция (видимо, вытеснившая все остальные в державе Сасанидов), но известны также подобные согдийские отрывки.

Однако слово zndyk' [zandīg], «зандист» в сасанидской традиции имеет дурные коннотации: обычное его значение «еретик». Это неудивительно, в начале сасанидского правления духовенство столкнулось с активной гетеродоксией, обвинявшей его в утрате истины вероучения и предлагавшей свой занд (толкование Авесты). Следы одного из такого зандов содержится в манихейской традиции, поэтому и Мани сам зовётся в зороастрийских источниках зандигом. (Конечно, манихейство основано, прежде всего, на иудео-христианской традиции, и этот занд скорее был пропагандистским заходом, ориентированным на иранцев, тем не менее манихейские тексты показывают знакомство их создателей даже с текстом Гат – наиболее сакральной части Авесты).

Вероятно, необходимость фиксации «ортодоксального» Занда и была одной из главных причин кодификации авестийских текстов (пусть и в виде толкований на среднеперсидском языке) на письменном носителе.

Дошедший до нас Занд содержит, в том числе, и следы полемики с манихеями и даже более поздние напластования. То, что традиция экзегезы и вообще понимание структуры священных текстов не стояли на месте, видно по среднеперсидской наскальной надписи Картира (главы духовенства при ранних сасанидских шахах), где содержатся свидетельства о Занде, понятийно более близким к тому, с чем обращались манихеи. Например, Картир называет священный текст «наском» (nask) — словом, означающим буквально «связка» — PWN nsk nmˀdty «в наске показано…». Эта же формула используется при цитировании в манихейских ираноязычных текстах, при том, что в поздней зороастрийской традиции мы видим PWN dyn'/PWN ˀbstˀk' pytˀk' «в Религии/в Авесте известно…»

Иначе говоря, в раннесасанидское время Авесты как целостного сборника с общим заглавием, видимо, ещё не существовало. Существовали наски — то, что в дальнейшем будет представлять отдельные «книги» Большой Авесты. То, что наски изучают ученики, упоминается уже в достаточно древнем авестийском тексте. Не очень понятно, какова роль письменности в этом изучении: были ли эти «связки» физическими связками листков с письменами или хотя бы мнемоническими начертаниями или же это фигуральное название устных совокупностей религиозных текстов.

Между тем, в поздней традиции неоднократны упоминания о древней Авесте, как о письменном тексте. Общий сюжет таков: Зардушт принёс Занд и Авесту (zand ud abestāg — именно так: священные мантры и сразу толкование к ним) царю Висштаспу. Тот (или его визирь Джамасп) повелел зафиксировать их письменно «на воловьих шкурах золотыми чернилами» (или же вырезать в камне) и разместить в царском архиве (архивах). Проклятый Александр (или преступные ромеи) ворвались в этот архив и уничтожили его, точнее «рассеяли» — позднейшим царям пришлось всё собирать по различным углам царства.

Если вспомнить рассказ о том, как после Александра «Авесту» спасали беженцы в Систан, держа текст в памяти, легенды о письменности, как изобретении Ахримана, вырванном у него Тахмурасом, учесть, что даже в парфянское время писцовое дело оставалось ремеслом, прежде всего, арамейских наёмников, то чем придумывать вилами по воде гипотезы, как могла выглядеть «ахеменидская» и даже «парфянская» письменная Авеста, как можно было обозначать звуки авестийского языка средствами арамейской письменности, в легендах о записи Авесты скорее следует искать  сторонние мотивы.

Эта легенда, как минимум, находится под впечатлением от царских архивов в Фарсе и Ктесифоне. Более того, она может идти ещё глубже и корениться в традиции Месопотамии, где цари действительно собирали в архивах записи сакральных текстов.

Западноиранская культура была тесно связана с Месопотамией. Вообще в Сасанидское время светская иранская культура была в значительной степени «сиризирована», частично это проникало и в культуру религиозную. На официальном же уровне Месопотамия всегда включалась в Эраншахр (и, видимо, и в правду называлась её «сердцем»). Древние города Месопотамии назывались творениями Джамшида. Иранские цари даже, вероятно, воспринимали себя наследниками месопотамских царей, приписывая Кай-Лохраспу (отцу Виштаспа) поход на Иерусалим.

Но кроме того, на детали разрушения священных письмен Александром мог накладываться позднейший (нач. VII в.) рейд императора Ираклия в Адурбадаган, где он действительно уничтожал храмы и хранилища (с уже существовавшими архивами и, возможно, копией записанной Авесты).

"Кааба Зардушта" и Накш-е Ростам


Шиз, древний центр зороастрийской культуры в Иранском Азербайджане

Таким образом, полагаться на легенды о древней записи Авесты нельзя, во всяком случае, в существенной части, касающейся дошедшей до нас записи Авесты. Появление последней безусловно произошло в Сасанидскую эпоху и тесно связано с появившимися записями Занда.

Религиозный трактат, обращающийся с традицией священных текстов на сакральном языке (ēwāz ī dēnīg, ēwāz ī abestāg), неизбежно будет полон заимствований из этого языка, а также целых цитат из этих текстов. Если расхожие авестизмы могут изрядно адаптироваться в пехлевийскую фонетику и соответственно графику, то при цитировании авторы обычно стремятся передать слово именно так, как оно произносится в религиозной традиции в священном тексте.

В дошедших до нас книгах на пехлеви авторы могли цитировать Авесту средствами уже известного им авестийского алфавита, но существует и другая традиция: записывать авестийские слова средствами пехлеви. Процитированными авестийскими словами, переданными в такой графике, полны 8 и 9 книга Денкарда, описывающие содержание всей позднесасанидской Авесты. Когда книжникам уже известно более совершенное средство для записи авестийских слов, такое написание можно отнести к неизжитой привычке, оставшейся с древнего состояния, когда только так и можно было записать эти слова.

Вот характерные написания такого рода из разных книг с приведением авестийских эквивалентов:

slwtwkspˀtˀk = srutō.spādå и.с.
whštwkyšt = vahištōišti- название пятой Гаты
hwkplˀšmwkdˀt' = hū.frāšmō.dāti- «заход солнца»
stwkzym = satō.zim- «стозимний»
yzyk = yezī «если»
wykŠDYAdˀt' = vīdaēuuadāta- «закон против дэвов» (NB идеограмма посредине слова)
ytˀˀhwwylywk' = yaθā ahū vairiiō первые слова священной мантры

Итак, если в трактате зороастрийскому автору нужно было записать слово из сакральных текстов (главный и постоянный смысл которых состоял в том, чтобы их рецитировали во время священнодействия или молитвы), в принципе они могли это сделать средствами самого пехлеви — не очень точно, конечно, но по вполне определённым правилам. Использование похожих правил можно встретить также при передаче заимствований, например, греческих и индийских слов.

Прежде всего, книжники стремились однозначнее обозначать долгие гласные: вместо невыразительных матрес лекционис использовались их сочетания с буквой k:

[ā], [å] = ˀk
[ī] = yk
[ū], [ō] = wk

Поствокальное -k, как нам известно, обозначало [γ], а когда была разработано это правило, конечное -[γ] уже явно исчезло из речи, поэтому конечное -k стало восприниматься «пустым» знаком, сигнализирующим, что слово заканчивается на гласную (примерно как новоперс. -ه). Там, где нужно подчеркнуть вокальный исход слова, -k могла означать и краткую гласную — в специальном древнем словаре мы видим mk = [ma], nk = [na] оба значат "не", kk = [ka] "когда" (обычно выписывались не фонетически, а гетерограммами). Такое обозначение повторяет [-a] в словах типа bndk' [banda] "раб" (< [bandaγ]). Если бы пехлевийская письменность сохранилась для новоперсидского, то конечное -k ставилось бы во всех словах с вокальным исходом и именно это и означало бы.

Заметны и другие правила, например, более последовательное выписывание -z (вместо -c) в середине слова, t на месте «свободного» θ. Можно предположить, что во времена создания этой системы *-j/-ž ещё не перешло в -z или же, что скорее, эта система находилась под «парфянским» влиянием.

Неизвестно, существовали ли целостные авестийские тексты, записанные в такой орфографии. В принципе этому ничего не мешало, но основным способом трансляции Авесты всегда оставалась изустная передача и заучивание в священнических школах. Поэтому когда-то появлявшиеся гипотезы о том, что запись Авесты арамейскими буквами влияла на её устную форму, вряд ли следует считать основательными. Скорее наоборот: это авестийский алфавит развился из таких записей под влиянием стремления ко всё большему уточнению записи актуального звучания текстов на сакральном языке.

Вымирание рода хронологически отслеживается?